Началась она артиллерийским обстрелом из шестисот французских пушек.
Ее светлость спрашивает, не спуститесь ли вы к столу? Сегодня у меня нет аппетита. Увижусь с сестрой завтра утром. Да, теперь уже два сражения. И были большие потери. И пока я сижу здесь, я никогда этого не узнаю.
Началась она артиллерийским обстрелом из шестисот французских пушек.
За последнее время погода испортилась, дожди превратили дороги в черное месиво, и несчастные голодные лошади скользили и спотыкались, повозки без конца застревали в чавкающей грязи. Последнюю часть пути пушки пришлось буквально тащить на себе измученным солдатам, боевой дух упал, люди часто срывались и раздражались, даже маршалы.
Император был мрачен и страдал от бессонницы. В то сентябрьское утро он был немного простужен, его немного знобило. Ни в одной из стран, где приходилось воевать французам, их путь не был столь тяжелым. На пути французской армии не было ни еды, ни крова русские крестьяне уходили или уводились своей собственной армией, деревни поджигались, и всюду небо было черным от дыма горящих домов и полей. А по ночам, когда люди были измотаны и голодны, на них совершали молниеносные налеты казаки, так что вконец измученные французы были фактически лишены сна.
Отставших или отбившихся солдат находили с перерезанным горлом, часовые выходили на дежурство по двое или по трое, опасаясь кинжальных набегов русских отрядов, которые наносили удары и тут же скрывались, прежде чем французы успевали открыть огонь. Не было ни одного серьезного, хорошо подготовленного сражения, в которых так преуспели французы, у них не было возможности излить свое раздражение и злость на постоянно отступающего противника, и отсутствие настоящих боевых действий сказывалось на дисциплине. Тысячи солдат дезертировали, но их вылавливали и убивали русские. Но все же в сердце французской армии сохранились отборные войска. На рассвете с русских позиций раздались звуки сигнальных труб, возвещавших о начале, наступления со стороны французов, и первые шеренги французских войск двинулись по неровному полю к небольшим редутам, основные же силы сосредоточились против наиболее укрепленного редута в центре поля. В день боя над полем бушевал сильнейший ветер. Это был человек с трудным и вспыльчивым характером. Он с радостью выполнял любое приказание, каким бы сложным оно ни было, в бою был смел до безрассудства, за ним солдаты шли в огонь и в воду.
Но переживая по поводу своего происхождения, он всюду подозревал неуважение или насмешку, а также не отличался особым политическим чутьем. Он бы отдал душу за то, чтобы держать ее в своих объятиях, но это было просто желание, а не любовь, для любви в его сердце не осталось места. Мюрат когдато был ее любовником, возможно, в глубине души он так и не простил его, равно как и всех остальных, кто пользовался благосклонностью его жены. У него возникло предчувствие, что это его последний в жизни бой, и он чувствовал себя совершенно спокойно. Он не боялся смерти, но и не искал ее, как когдато, и был готов встретить ее спокойно и с безразличием. Это самое подходящее настроение для любого солдата спокойное принятие того, что этот день будет его последним днем. Они сдружились за последнее время и были вместе, когда получили приказ штурмовать главный редут. Снова и снова поднимались из окопов солдаты, но яростный огонь русских отбрасывал их назад, затем противник перешел в контрнаступление.
